..Эта рукопись была найдена в полуразвалившемся заброшенном  бунгало
на  острове  Сан-Себастьян  -  одном  из  последних   оплотов   и   убежищ
Человечества в тяжелое, смутное время после Великого Излома. Изгнанные  из
городов, предоставленные  самим  себе,  -  люди  частично  поддавались  на
уговоры Бегущих Вещей  (Пустотников)  и  эмигрировали,  подписав  договор;
частично  приспосабливались  к  новому  образу  жизни,  быстро   утрачивая
сдерживающие  моральные  факторы.  Некоторые  же  уходили  в  очаги  бурно
развивающейся Некросферы, и дальнейшая судьба их  оставалась  неизвестной.
Тогда  еще  мало  кто  сопоставлял  формирование  Некросферы   с   Большой
эмиграцией,  связанной  с   подписанием   договора   между   человеком   и
Пустотником...


     Сама рукопись в основном сгнила, так что создавалось впечатление, что
листы долгое время находились в воде, а оставшиеся страницы были  написаны
корявым неустойчивым почерком, словно писавшему было трудно держать перо в
руках - или в чем там он его держал, тот, кто писал  эту  сказку,  слишком
похожую на быль...







                                  

						Это было давно, это было давно

                                  В королевстве приморской земли.

                                  Там жила и цвела та, что звалась всегда,

                                  Называлася Анабель-Ли, -

                                  Я любил, был любим, мы любили вдвоем,

                                  Только этим мы жить и могли.





     ...Бирюзовые волны, загибаясь пенными белыми гребешками, накатывались
на рассыпанное золото побережья, а я сидел на песке и смотрел на  море.  Я
смотрел на море, а оно облизывало мои босые, исцарапанные ноги. Меня звали
Ринальдо.  Я  родился  на  этом  острове,  где  неправдоподобно   огромные
кокосовые пальмы врезались в неправдоподобно синее, глубокое небо. Я любил
свой остров. Чувствуете? Взрослые рассказывали, что  раньше  Сан-Себастьян
(так назывался наш остров) был частью материка. Но это было давно, еще  до
Великого Излома. Вот почему мы живем в каменных белых домах -  хотя  здесь
их строить не из чего  -  и  у  нас  есть  и  школа,  и  церковь,  и  даже
электростанция. Но взрослые все же часто сокрушаются и скучают по жизни на
материке, где у людей, по их словам, было много всякого такого...  Но  мне
хорошо и без этого. У меня есть море, и небо, и скорлупа  от  кокосов  для
разных игр, и дом - а остального мне не надо. Дед Игнацио говорит,  что  я
похож на Бегущего Вещей, но мне не с чем  сравнивать.  Два  раза  я  видел
Пустотника, заходившего в поселение, и оба раза меня тут  же  отсылали  на
берег - играть - а издали он был обыкновенный и  скучный.  Мне  хорошо.  Я
могу сидеть и глядеть на море, и думать о разном, и песок  струится  между
пальцами, отчего пальцам чуть-чуть щекотно...

     - Привет, Ринальдо! - чья-то тень заслоняет солнце, но я и так  знаю,
что это Анабель - она все время ходит за мной.  Вечно  она...  И  чего  ей
надо?!

     - Привет, - не оборачиваясь, бурчу я. Некоторое время Анабель  молчит
и смотрит на меня, а, может, и  не  на  меня  -  потому  что  наконец  она
произносит:

     - Красивое сегодня море.

     - Море всегда красивое, - соглашаюсь я и неожиданно для  самого  себя
предлагаю: - Садись. Давай смотреть вместе.

     Анабель тихо опускается рядом, и мы смотрим на море.  Долго-долго.  А
потом я то и дело смотрю уже не на море, а на нее, на загорелые плечи,  на
пепельные волосы, развевающиеся на ветру; а потом она поворачивается, и мы
смотрим друг на друга, и я впервые замечаю, что глаза у Анабель глубокие и
печальные, а вовсе не насмешливые и ехидные, и...

     - Тили-тили-тесто, жених и невеста! - раздается издевательский  вопль
совсем рядом, и на нас обрушивается целая  туча  мокрого  песка,  и  глаза
Анабель наполняются слезами. Отворачиваясь, чтобы не видеть  эти  слезы  и
набившийся в пряди ее чудесных волос песок, я замечаю  Толстого  Гарсиа  с
соседней улицы и его дружков, которые  прыгают  вокруг  нас  и  орут  свое
"Тили-тили-тесто!.." - и тогда я вскакиваю и  вцепляюсь  в  Гарсиа,  и  мы
катимся по песку, но вскоре я оказываюсь внизу, и во рту у меня песок, и в
глазах, и в волосах... Внезапно Гарсиа отпускает меня, и я слышу  страшный
захлебывающийся крик,  который  тут  же  обрывается.  Протирая  засыпанные
песком глаза, я вижу ползущие  по  пляжу  скользкие  щупальца  с  плоскими
белесыми блюдцами присосок, и уносимую в море мальчишескую фигурку  одного
из приятелей  удирающего  Гарсиа.  Жертва  обвита  толстыми  пульсирующими
шлангами, и я успеваю схватить бледную Анабель за руку, спотыкаясь и...


                    
И любовью дыша, были оба детьми

                    В королевстве приморской земли,

                    Но любили мы больше, чем любят в любви -

                    Я и нежная Анабель-Ли,

                    И, взирая на нас, серафимы небес

                    Той любви нам простить не могли.



     ...Мне было почти семнадцать, и мы с  Анабель  стояли  у  парапета  и
смотрели на раскинувшееся вокруг ночное, усеянное крупными звездами небо и
безбрежное море, в ленивых тяжелых волнах которого тонули огни звезд.  Мне
в последнее время разрешали гулять по ночам,  а  отец  Анабель  год  назад
подписал договор с Пустотниками, и с тех  пор  некому  было  запрещать  ей
что-либо... Впрочем, такие прогулки  становились  все  опаснее  -  слишком
часто подходили к берегу кракены, и рыбы-этажерки со своими  бесчисленными
зубастыми пастями, и многометровые крабы-расчленители, и прыгающие  акулы,
и электрические шнуры... Много появилось всякой нечисти, и с каждым  годом
появлялось все больше - одни говорили, что  это  началось  после  Великого
Излома,  другие  связывали  это  с  увеличивающимся   количеством   людей,
рискнувших продать душу под договор Пустотников, третьи...

     Вот почему мы стояли под защитой парапета, вдалеке  от  воды,  и  под
нами громоздились ярусы  крепостных  бастионов,  с  раструбами  огнеметов,
жерлами реактопушек и лучами прожекторов, полосовавших неподвижное море...
Дед Игнацио ворчал, что во взбесившихся городах человека как раз и подвела
любовь к оружию, но спрута ворчанием не  остановишь...  А  мы  по-прежнему
любили  свое  море,  и  Сан-Себастьян,  и  чернеющее  к  вечеру   небо   с
проступающими разноцветными огнями, манящими к себе... Мы молчали. Я обнял
Анабель за плечи и...

     - А вот и наши голубки! - раздался над ухом хриплый ломающийся  басок
Толстого Гарсиа. На нем блестела черная кожвиниловая куртка с  заклепками,
сигарета прилипла к редкозубой ухмылке, и дым подозрительно отдавал чем-то
сладким, приторным... Он демонстративно раскрывал  и  защелкивал  рыбацкую
наваху, а позади темнели фигуры его дружков.

     - И что ты нашла в этом сопляке, Белли? Пошли с нами, а он пусть себе
таращится...

     Звонкая пощечина оборвала очередной эпитет, готовый сорваться  с  губ
Гарсиа. Сигарета отлетела в сторону. В следующий момент Гарсиа рванулся  к
Анабель, но я перехватил его, вцепившись в отвороты куртки, и  швырнул  на
парапет. И тут же почувствовал резкую боль в  боку.  В  глазах  потемнело.
Что-то  липкое  и  теплое  текло  по  боку,  просачиваясь  сквозь   штаны,
набухавшие...


                   
...И, взирая на нас, серафимы небес

                   Той любви нам простить не могли...


     ...Я лежал на спине. Слабость раскачивала меня на  своих  качелях,  и
болел бок, куда вошла наваха Гарсиа. С большим трудом я приподнялся и сел.
И увидел.

     Я находился на Обзорном выступе. Отсюда скалы обрывались  вертикально
вниз на полторы сотни футов, и там, в гулкой пропасти,  крутился  и  ревел
Глаз  Дьявола.  Совсем  рядом,  в  нескольких  шагах,   стоял   Гарсиа   и
приглашающим жестом указывал в  бездну.  Он  больше  не  улыбался.  И  его
приятели - тоже.

     - Тебе еще нравится смотреть на  море,  Ринальдо?  Не  хочешь  ли  ты
взглянуть на него изнутри?

     Из воронки Глаза не выплывал никто.  Правда,  дед  Игнацио  говаривал
спьяну, что, если попасть точно в центр, в "зрачок", то Сатана моргнет - и
тогда происходят удивительные вещи... И еще...

     Парни Гарсиа схватили меня под руки и потащили к обрыву.  Сам  Гарсиа
стоял чуть поодаль, кривя толстые губы в напряженной гримасе.

     - Уберите руки! Я сам!

     От неожиданности они отпустили меня, и я шагнул к краю обрыва.  Бурый
пенящийся водоворот ревел внизу, скручиваясь к черному провалу "зрачка", и
я оттолкнулся от  края,  изгибая  больное,  избитое,  распоротое,  но  еще
послушное тело...



                
...Я любил, был любим, мы любили вдвоем.

                Только этим мы жить и могли...


     ...Меня выворачивали судороги, я плавился, распадался на  части...  -
Может быть, так умирают? - но смерть не была неприятной, она  перекраивала
меня, переделывала, сливала с водой, с воздухом; мне казалось, что я  вижу
себя со стороны, свое прозрачное светящееся тело, и оно текло, менялось...

     ...Я ощутил упругость воды, скользившей вдоль моего тела -  гладкого,
пружинящего! Я шумно вдохнул воздух, выдохнул. Глаз  Дьявола  ревел  более
чем в миле от меня, вокруг было открытое море,  и  в  нем  плыл  глянцевый
черный дельфин, который был мной!

     Плавники прекрасно слушались приказов, на  языке  ощущались  привкусы
йода, водорослей и разных морских жителей, невидимые колебания  отражались
в мозгу четкой картиной берегового рельефа...  Берег!  Анабель  и  подонки
Гарсиа!..

     Я ринулся обратно,  легко  избегая  электрических  шнуров  и  объятий
гигантского кракена.  Впрочем,  все  они  не  особенно  и  старались  меня
поймать. Дикая мысль закралась в голову - а что, если и они тоже...

     Воронка была уже совсем рядом, когда я наконец увидел  высоко  вверху
оранжевое платье Анабель. Увидел - не то слово, но других у меня  пока  не
было. Вокруг нее толпились дружки Гарсиа, и он сам  стоял  там,  скалился,
что-то говорил - и наконец обнял замершую девушку.

     Через мгновение он неловко  взмахнул  руками,  запрокидываясь  назад,
теряя равновесие, отделяясь от скалы,  тщетно  пытаясь  оторвать  от  себя
цепкие пальцы Анабель - и оранжевое платье с черной  курткой  зависли  над
пропастью! И я  знал,  знал  всем  своим  новым  дельфиньим  знанием,  что
проклятый Гарсиа попадет в "зрачок", а Анабель...

     Анабель!..

     Я рванулся в Глаз Дьявола, неистовой  торпедой  взрывая  засасывающую
силу воронки, благодаря Небо, Бога, Сатану за то,  что  я  больше  не  был
человеком - я пробился, я успел  -  и  выбросил  новое  послушное  тело  в
воздух, встретив Анабель, направляя оранжевое  платье  туда,  где  чернела
молчащая пустота...


                   
Но любя, мы любили сильней и полней
                   Тех, что страсти бремя несли,
                   Тех, что мудростью нас превзошли, -
                   И ни ангелы неба, не демоны тьмы
                   Разлучить никогда не могли,
                   Не могли разлучить мою душу с душой
                   Обольстительной Анабель-Ли.


     ...Через несколько минут  в  пяти  милях  от  острова  вынырнули  два
дельфина и, чуть помедлив, поплыли прочь,  направляясь  в  открытое  море.
Слева от них темнел в тумане материк взбесившихся городов, диких  вещей  и
рождавшихся преданий. Справа  лежал  тихий  остров  Сан-Себастьян,  с  его
Обзорным выступом,  бойницами  парапета  и  Глазом  Дьявола,  из  которого
медленно поднималась скользкая чернильная туша колоссального спрута...



                   
Это было давно, это было давно

                   В королевстве приморской земли...

...Эдди скользнул в вагон в последний момент, и гильотинные двери с
лязгом захлопнулись у него за спиной. Взвыла сирена, и поезд со свистом и
грохотом рванулся с места, мгновенно набрав скорость. Кто-то непроизвольно
вскрикнул, упав на шипастый подлокотник. Эдди только усмехнулся - этот
сойдет на первом-втором круге. Или погибнет. Подземка таких не терпит.
Перед глазами мелькнуло лицо того парня, там, наверху - разбитое,
искаженное болью и отчаянием, его собачий взгляд снизу вверх на занесшего
дубинку полицейского. Сам виноват - не успел перебежать на зеленый - и все
же...

...Затормозил поезд еще резче, чем стартовал, но на торчащие из
торцевой стены иглы на этот раз никто не наткнулся. Мгновение Эдди
раздумывал, стоит ли сейчас выходить, и эта пауза спасла ему жизнь.
Высокий парень в клетчатой ковбойке и обтягивающих узкие бедра синих
брюках рванулся к выходу - и нарвался на брейк-режим. Мелькнули створки
дверей, и парня рассекло пополам. Хлынула кровь, в полу распахнулась
черная пасть утилизатора, и обрубки тела рухнули вниз. Пол сомкнулся.
Брейк-режим срабатывает редко, особенно на первом круге, так что до
следующей станции подвохов можно не опасаться. Но там обязательно нужно
будет выйти. Железное правило десс-райдеров: в одном вагоне - одна
остановка.

Под потолком мертвенно-бледным светом мигали гост-лампы, и в таком
освещении все пассажиры сильно смахивали на выходцев с того света.
"Большинство из них скоро действительно станет покойниками", - подумал
Эдди. Сам Эдди в покойники не собирался. Как, впрочем, и все остальные. В
том числе и тот парень, которого срезал брейк...

Додумать до конца Эдди не успел. Поезд затормозил в дальнем конце
станции, однако их вагон остановился там, где еще можно было допрыгнуть до
перрона. Эдди первым выскочил на платформу, без труда преодолев
семифутовый провал. Почти одновременно с ним приземлился молодой паренек с
только начинающими пробиваться черными усиками. Эдди мимоходом оценил
собранность его движений. Сильный соперник. С ним надо будет держать ухо
востро. Еще неизвестно, что у него в карманах.

...Эскалатор резко кончился, и под ногами разверзлась пропасть. К
этому Эдди был готов. На "обрыве" ловятся лишь новички. Он резко
перебросил тело на соседний эскалатор, шедший вниз. Первый круг пройден.
Но это так, разминка.

Ступенька под ногами ушла вниз, и Эдди остался висеть на поручне.
Позади раздался крик, и тут же захлебнулся - его смяли вращающиеся внизу
шестерни. Эдди оглянулся с тайной надеждой - черта с два, чернявый
парнишка был жив-здоров, болтался на поручне, как и он сам.
Ступенька встала на место, и Эдди тут же отпустил бортик. Вовремя. По
всей длине поручня с треском прошел электрический разряд, и не успевшие
отдернуть руку в судорогах попадали на ступеньки. Ладно, первая зелень
срезана...

Эдди соскочил с эскалатора, благополучно обошел открывшуюся перед ним
"чертову задницу" и побежал по перрону. Пошел второй круг.
Поезд подошел почти сразу и остановился посреди платформы. Это было
подозрительно, но оставаться на месте было еще опаснее, и Эдди прыгнул
внутрь. Некоторые, в том числе и чернявый, тоже успели вскочить в вагон,
прежде чем гильотинные двери захлопнулись, и кому-то отрубило руку. Жаль
парня, но этот, хоть и без руки, жить будет - на втором круге раненых еще
спасают...

...Пол разошелся, и Эдди вместе с остальными снова повис на поручнях.
Не зря ему не нравился этот поезд. Вот сейчас как долбанет током по
рукам!.. Хотя нет, не долбанет. В подземке шанс есть всегда. Маленький,
еле видный - но есть. Это только у русских, говорят, бывают такие места,
где вообще нет никаких шансов. Но русские и там проходят. Если не врут.
А врать они умеют. Хотя бы про то, что у них облавы не проводятся...
Полиция, дескать, сама боится нос на улицу высунуть. На черта тогда нужна
такая полиция?! Или как там она у них называется...

До станции оставалось провисеть секунд двадцать, когда висевший рядом
с Эдди здоровяк неожиданно ударил его ногой в живот. От боли Эдди чуть не
разжал руки, но чудом удержался. Ах ты, сука жирная... Эдди сунул руку в
карман куртки и нащупал потертую зажигалку. Только новичок полезет на
рожон на втором круге. А если он "зеленый" - он попробует еще раз.

Здоровяк попробовал. Но когда он качнулся на поручнях, Эдди протянул руку
и чиркнул колесиком у толстых пальцев, вцепившихся в планку. Парень взвыл
и инстинктивно отдернул руку. И тут поезд затормозил. На вопль
сорвавшегося никто не обратил внимания. Их ждал третий круг.

Сверкающие отточенной сталью створки дверей разошлись, но вместо пола
внизу по-прежнему чернел провал. Это не удивило Эдди. Как-никак, в прошлый
раз он добрался до седьмого круга. Правда, там его чуть не задавил
"хохотунчик", и пришлось сойти с дистанции.

Эдди качнулся, в точно рассчитанный момент разжал пальцы и упал
вперед, успев уцепиться за край платформы. Контактный рельс оказался в
опасной близости. Лопух! Он подтянулся и перевалился через край. Ага,
"лабиринт". Третий круг.

Скользящие дорожки ползли по перрону, пересекаясь на разных уровнях,
то и дело проворачиваясь и меняя направление. Несколько секунд Эдди
наблюдал за этим, внешне хаотическим, движением, пока не почувствовал,
куда надо идти. Он не смог бы объяснить, как у него это получалось, да и
не собирался никому ничего объяснять. Когда Эдди прыгнул на выбранную им
дорожку, рядом с ним приземлился чернявый. Сзади ехали еще трое. Да,
только трое. Быстро, однако...

...Эдди автоматически перескочил на соседнюю дорожку, и на то место,
где он только что стоял, опустился тяжелый пресс. Пропустив очередную
магистраль, Эдди прыгнул на дальнюю линию, потом на следующую... За десять
минут он благополучно добрался до противоположного края платформы. Еще
через минуту вся их компания была в сборе.

Поезд уже ждал их. Внутрь все вскочили без потерь, только последнему
оторвало каблук на ботинке. Повезло. Могло и ногу оттяпать.
Едва поезд рванул вперед, как в вагоне сразу же погас свет. Это не
сулило ничего хорошего. И точно! Из стен лениво поползли отростки щупалец,
усеянные присосками. Вагон-спрут! Влип... Сразу четвертый круг. Эдди
рванул из рукава нож и принялся рубить тянувшиеся к нему щупальца.
Остальные были заняты тем же. Вся бойня происходила в тишине и в почти
полной темноте; слышно было лишь тяжелое дыхание людей и изредка - свист
промахнувшегося ножа, рассекавшего воздух.

Одно щупальце все же добралось до руки Эдди и мгновенно прилипло,
прорывая одежду и кожу. Он, не глядя, махнул ножом, но эта зараза и не
думала отваливаться! С трудом Эдди удалось оторвать корчившийся обрубок,
но рука сильно кровоточила. Кое-как перевязав предплечье оторванным
рукавом, он перевел дух. Хорошо было бы передохнуть, но рано - только на
седьмом круге есть островок безопасности, "нейтралка". На этот раз Эдди
собирался пройти дистанцию до конца. Как и эти четверо. Вернее, уже трое.
Четвертый лежал на полу, обвитый со всех сторон жадно пульсирующими
щупальцами. Кажется, он был еще жив, но даже если обрубить все это - он
умрет от потери крови. И тем не менее, худощавый парень в очках - а почему
этот студент еще жив?! - склонился над умирающим и пытался разрезать
страшный кокон. Это было совершенно бессмысленно, но Эдди невольно
почувствовал уважение к очкарику.

Перрон. Прыжок, перекат. Позади злобно щелкает "прищепка", но поздно.
Куда теперь? На другой край перрона, на пятый круг - или сразу на шестой,
через "геморрой Эмма"?.. И Эдди прыгнул в тоннель.

Он сразу заскользил вниз по абсолютно гладкому наклоненному желобу.
Здесь было темно, и Эдди надел инфраочки. Со все возрастающей скоростью он
несся по трубе, то и дело изгибающейся под разными углами. Благодаря
очкам, Эдди вовремя успел заметить выскочившее впереди из пола длинное
лезвие и, бросив тело к стене, промчался в дюйме от него. Поворот, еще
один... Сверху нависают стальные крючья. Эдди вжался в пол, стараясь стать
как можно более плоским. Дальше, дальше...

И вдруг впереди замаячил свет. Это или станция, или... Или! Это были
фары поезда! Проклятый "геморрой" выносил его прямо под колеса. Эдди еле
успел выхватить вакуумную присоску и влепить ее в стену. Поезд громыхал
вплотную к нему, а он висел, вцепившись в спасительную присоску, и молился
всем богам, каких мог вспомнить. На середине молитвы в спину Эдди что-то
врезалось, присоска не выдержала, и он полетел под колеса...

...Очнулся Эдди почти сразу. Болел затылок и содранный бок, но, в
целом, он легко отделался. Видимо, он свалился в тоннель через секунду
после того, как поезд промчался мимо. Вот что значит искренняя молитва во
спасение души! Даже близко к тексту.

Рядом зашевелилось темное пятно, и тут же приняло форму человека.
Эдди скорее угадал, чем увидел, что это чернявый. Черт бы его побрал! Еще
один живучий...

Край перрона обнаружился совсем рядом. На этот раз Эдди вскарабкался
на него с трудом - сказывалось падение. Его спутник выбрался следом.
Оглянувшись, Эдди с удивлением отметил, что тощий очкарик тоже с ними. А
вот четвертого не было.

- А где этот? - вырвалось у Эдди. Очкарик молча показал ему две
скрещенные руки.

Эдди повернулся и пошел по платформе, время от времени рефлекторно
уворачиваясь от флай-брейкеров, то и дело пролетавших над ним. Голова
соображала плохо, Эдди шел на "автопилоте", но это были мелочи. На шестом
круге есть кое-что посерьезнее - однажды Эдди уже побывал здесь.

Вот оно! Прямо к нему мчался аппарат, напоминавший асфальтовый каток,
но, в отличие от последнего, обладавший вполне приличной скоростью. Эдди
остановился, выжидая. Когда машина была уже совсем рядом, он резко
кувыркнулся в сторону. Каток промахнулся, но тут же затормозил и
развернулся для новой атаки. Черт, где же поезд?! И, словно издеваясь над
ним, из тоннеля вылетел состав и остановился в нескольких ярдах от Эдди.
Спасительные двери в любую секунду могли захлопнуться, а наперерез Эдди
уже мчался озверевший каток. Сломя голову, Эдди кинулся к двери. По
перрону побежала трещина, пол начал оседать, уходя из-под ног, но,
последним усилием оттолкнувшись от рушащегося перрона, Эдди все же успел
кубарем вкатиться в вагон, чудом не напоровшись на входные иглы. По
сравнению с платформой шестого круга, этот смертельно опасный вагон
показался Эдди родным домом...

...Совсем как тогда, лет десять назад, когда взбесился их район. Все
кругом рушилось, земля уходила из-под ног, горели сараи, а позади
неумолимо надвигалась грязная громада бульдозера с занесенным ковшом. Ну
сейчас-то ладно, сейчас все-таки десс-райд, а тогда... Тогда они просто не
успели вовремя выселиться. Но Эдди все же ушел. И тогда, и сейчас...
Чернявый и очкарик были уже здесь.

- Спасибо. Вы отвлекли его на себя, - вежливо сказал очкарик.
В ответ Эдди грязно выругался. Как же, отвлек... Просто проклятый
каток погнался за ним, а не за этими сволочами, хотя лучше бы он поступил
наоборот.

Поезд сорвался с места и понесся в темноту. Впереди были еще два
круга.

...Они выскочили на платформу почти синхронно и сразу же упали,
распластавшись на полу. Тусклое двенадцатифутовое лезвие со свистом прошло
над их головами и исчезло, словно его и не было. Дальше поезда не ходили.
Седьмой и восьмой круг проходили пешком. Вагон, хоть и таил в себе
опасность, но давал хоть какую-то защиту - здесь же человек был лишен даже
этого.

Не дожидаясь остальных, Эдди вскочил и побежал к другому краю
платформы. Он добрался до пешеходного тоннеля, именуемого в просторечии
"кишкой", обалдев от отсутствия ловушек и боясь этого больше всего.
Чернявый с очкариком, тупо глядя на него, пошли по платформе, и сразу же
им навстречу выехали три катка. Эдди прижался к стене тоннеля, наблюдая за
происходящим.

Очкарик бежал зигзагами, на удивление ловко огибая "черные дыры", а
за ним по пятам, постепенно настигая его, несся каток. Чернявый летел по
прямой, но это не был панический бег загнанного зверя - это была
знаменитая "линия жизни", о которой слышал каждый десс-райдер. И все было
бы хорошо, но ему наперерез мчались сразу два катка.

Очкарик в последний момент прыгнул в сторону, каток промахнулся,
подмяв парочку слишком низко спикировавших флай-брейкеров, затем машина
развернулась, но было поздно. Очкарик к тому времени уже стоял рядом с
Эдди.

- Молодец! - одобрительно сказал Эдди. Очкарик смущенно улыбнулся, и
от этой улыбки Эдди сразу стало как-то легче на душе. "Еще побегаем!" -
подумал он, не замечая, что думает почему-то во множественном числе.
Чернявый был обречен, но продолжал упрямо бежать по прямой, не
сворачивая. Оба катка настигли его одновременно, но тут чернявый сделал
невозможное: он взвился в воздух, подпрыгнув футов на шесть, сделал сальто
и покатился по перрону, так и не отклонившись от своей "линии жизни". В
тот момент, когда он был в воздухе, оба катка врезались друг в друга.
Вспышка взрыва на миг ослепила Эдди. Когда он снова начал видеть, на
платформе догорала, чадя копотью, груда покореженного металла. Чернявый
стоял рядом с ними, и можно было услышать, как судорожно стучит его
сердце. Эдди молча пожал ему руку - ничего лучшего он придумать не смог.

- Пошли, - сказал он внезапно осипшим голосом и зашагал по "кишке",
не оглядываясь.

В "кишке" не было ловушек, но здесь десс-райдера поджидало нечто
пострашней стандарта первых кругов. И оно не заставило себя долго ждать.
Впереди вспыхнул ослепительный свет, послышался нарастающий вой и грохот -
так, наверное, хохотал дьявол у себя в преисподней, потешаясь над
очередным незадачливым грешником. Потому-то штуку и прозвали
"хохотунчиком". Это был огромный металлический цилиндр, почти совпадавший
по диаметру с тоннелем, время от времени проносившийся по "кишке" то в
одном, то в другом направлении.

Кто-то из старых десс-райдеров рассказывал, что если бежать навстречу
"хохотунчику", никуда не сворачивая, с криком "Задавлю!" - то он
остановится и повернет обратно. Скорее всего, это была шутка, и Эдди не
собирался ее проверять. Он помчался по тоннелю, ища спасительную нишу в
стене - она должна была находиться где-то здесь! Вот и она... Эдди нырнул
в нишу и вжался в стену. В следующий момент его прижало еще сильнее, но
это оказался всего лишь чернявый. "Хохотунчик" с воем пронесся мимо.
"Жаль студента, - подумал Эдди, - не успел... А хоть бы и успел - в
нише места еле на двоих хватает".

Вой неожиданно смолк, послышался чмокающий звук, и наступила тишина.
Эдди и чернявый одновременно выглянули из своего убежища, при этом
чернявый отпустил руку Эдди, которую прижимал к стене. "Господи, а ведь
если бы не он, я бы остался без руки!" - дошло до Эдди, и он совершенно
по-новому взглянул на чернявого, но тот смотрел в другую сторону, туда,
где скрылся "хохотунчик".

Там стоял живой очкарик. Он бросил на пол почерневший пластиковый
квадратик и зашагал к ним. Ну конечно! Очкарик высветил лайф-карту. Теперь
на десять минут он в безопасности. За это время он должен либо добраться
до финиша, либо сойти с дистанции, потому что на восьмом круге без
лайф-карты - верная смерть.

- Пойдешь дальше или сойдешь? - спросил Эдди у подошедшего к ним
очкарика.

- Сойду. Пройдусь с вами до "нейтралки", отдышусь и сойду. С меня
хватит. В прошлый раз я дошел всего лишь до шестого.

"А, так он не новичок, - подумал Эдди. - Впрочем, это можно было и
раньше сообразить..."

...Все трое влетели на островок, перепрыгнув мигающую границу, и
рухнули на пол. Минуту или две они лежали молча, отдыхая. Потом очкарик
покосился на свой лайф-таймер. У него оставалось около шести минут. Он
снова лег и, чуть помедлив, заговорил:

- Подумать только, а ведь раньше подземка была обычным средством
передвижения. Каких-нибудь тридцать-сорок лет назад.

- Ври больше, - лениво отозвался Эдди.

- Я не вру, - обиделся очкарик. - Я в книгах читал.

- В книгах... А гильотинные двери? А "чертовы задницы"? Мне бы того
автора, который "хохотунчика" придумал...

- Всего этого тогда не было.- А что было? - заинтересованно приподнялся чернявый.
- Просто подземка. Пути, вагоны, а на дверях вместо ножей - резиновые
прокладки. И эскалаторы обычные, без ловушек.

- Так какого же рожна все это придумали? - недоверчиво спросил Эдди.
- Все эти проклятые самоорганизующиеся системы... и
симбионты-программисты, - пробормотал очкарик. - Впрочем, извините, мне
пора.

Он подошел к спускавшейся сверху ржавой лестнице и стал на удивление
ловко взбираться по ней. Вскоре он скрылся из виду.

- Еще минуту лежим и уходим, - сказал Эдди. - Последний круг остался.

- Не стоит. Полежите еще. Отдохните...

Эдди резко обернулся. У кромки островка стояли двое. Здоровенный
такой облом, футов шесть с половиной, не меньше, плюс старый армейский
"Бертольд". Второй был мал ростом, безбров, безволос, и только глаза у
него казались мужскими. Левее, у лестницы, стояли трое "шестерок", вертели
в руках разные железные предметы.

- И шестикрылый серафим на перепутьи им явился, - просвистел кастрат.
Верзила что-то уныло буркнул - наверное, оценил шутку.

О "серафимах" Эдди слышал. "Ребята, - заныл он, - вы не по адресу, с
нас, кроме штанов, брать нечего, а штаны мы сейчас снимем, вы только
мигните, мы сразу..."

- Изыди, сатана, - наставительно сообщил безволосый. - Не искушай
сердца наши ложью. Уразумел?

Эдди уразумел. То, что им нужны лайф-карты - это он уразумел с самого
начала. На толчках такая карта тянула до семи штук, так что даже из-за
двух стоило рискнуть. Кстати, и его карты с толчка. Он же не спрашивал,
откуда они добыты.

- Мужики, - подобострастно тянул Эдди, - мужики, не берите греха на
душу, мы же без них на восьмерке шагу не пройдем...

Он успеет. Должен успеть. Бросок на облома - а именно этого от него
не ждут - и он нырнет в "кишку". Гнаться за ним не станут - даже симбионты
не возьмут десс-райдера в подземке, да еще на седьмом-восьмом... не
самоубийцы же они, в самом деле... Вот только чернявый... Ну что ж -
чернявый...

Как-то невпопад собственным мыслям, Эдди прямо с колен бросился в
ноги скопцу - тот оказался на удивление увесистым - и с ревом швырнул его
в верзилу. Рефлексы у последнего оказались отличными, верзила увернулся, и
бросаемый с визгом вылетел за границу "нейтралки" и исчез в "заднице".
Молодец верзила, в здоровом теле - здоровый дух! Ну а теперь - в
"кишку"!.. Прыгнув совсем в другую сторону, Эдди перехватил руку с
арматурой, намеревавшуюся раскроить чернявому череп, и всем весом
навалился на чужой локоть.

Сначала он подумал, что сломал руку самому себе - звук выстрела был
очень негромким. С пола Эдди следил, как верзила снова поднимает пистолет.
Очень болело простреленное плечо, но вряд ли кого-нибудь это интересовало.
Оказывается, интересовало. Рубашка на груди "серафима" вспухла кровавым
пузырем, во все стороны полетели клочья мяса, и верзила свалился на пол с
крайне удивленным выражением лица. Оставшаяся бригада мигом растворилась в
серой мгле люка.

Уже не скрываясь, чернявый вытащил из кармана небольшой цилиндрик и
сунул его в правый дымящийся рукав - теперь его гранатомет вновь был
заряжен. Потом чернявый подобрал пистолет и сунул его Эдди.

- На. Пригодится.

- Ты цел?

- Почти. В ногу ножом саданули.

- А меня в плечо задело. Но это ерунда. Тебя как зовут?

- Макс.

- А меня Эдди. Идти сможешь?

- Попробую. Если не смогу - иди один.

- Пошел ты к черту, - беззлобно сказал Эдди неожиданно для себя. Он
помог Максу перевязать ногу, и они поднялись с пола. Впереди был восьмой
круг.

Эдди плохо помнил, что было дальше. Они, шатаясь, брели по
осыпающемуся под ногами перрону, вокруг горели стены, было трудно дышать;
оба то и дело интуитивно уклонялись от флай-брейкеров и шаровых молний,
обходили ловушки, даже не замечая их, и шли, шли...

Временами Эдди казалось, что он снова наверху, в городе, и вокруг
снова пожар, все горит, и Ничьи Дома корчатся в огне, а пожарные цистерны
заливают огонь кислотной смесью, и еще неизвестно, что хуже - эта смесь
или огненный ад вокруг; а там, дальше, за стеной пламени - полицейские
кордоны, ждут, когда на них выбегут скрывающиеся симбионты, и они не будут
разбираться - они всегда сначала стреляют, а уж потом разбираются... Потом
был момент просветления. Они были в "кишке", и на них с обеих сторон
надвигались "хохотунчики". До ниши далеко, да и не поместиться в этой нише
двоим. Но бросить Макса Эдди уже не мог. И тогда он сделал то, что час
назад даже не могло прийти ему в голову. Он выхватил свою запасную
заветную лайф-карту, чудом пронесенную мимо контрольного автомата, и сунул
ее в ладонь Макса - свою Макс к тому времени уже высветил. Обе карточки
вспыхнули одновременно, и "хохотунчики" исчезли, словно сквозь землю
провалились. Но здесь, на восьмом круге, лайф-карты действовали всего
минуту, в отличие от десяти на других кругах и получаса при обычной работе
подземки.

Минуты им не хватило. На них снова мчался "хохотунчик", а до перрона
было еще далеко. И тогда они оба развернулись и вскинули правые руки. Это
было запрещено, но плевать они хотели на все запреты! Вспышки выстрелов
следовали одна за другой, и им даже в голову не приходило, что заряды в их
гранатометах должны были давно кончиться. Лишь когда вой стих, они
опустили руки. "Хохотунчик" превратился в груду оплавленного металла.
Потом снова был провал. Эдди помнил только, что Макс упал и не мог
встать, и тогда он взвалил его на спину и потащил. Макс слабо
сопротивлялся, вокруг трещали электрические разряды, их догоняло какое-то
дурацкое фиолетовое облако, и Эдди шел из последних сил, ругаясь только
что придуманными словами...

Пока не увидел свет.

...Со всех сторон мигали вспышки, на них были открыто устремлены
стволы кинокамер, и какой-то тип в белом смокинге и с ослепительной
улыбкой все орал в микрофон, а Эдди все никак не мог понять, что он
говорит.

- Эдди Мак-Грейв... Победитель... Гордость нации... Приз в тысячу
лайф-карт... прогресс Человечества...

- Идиот! - заорал Эдди, хватая человека в смокинге за лацканы. - Макс, скажи этому...

Тут он увидел в толпе улыбающегося и машущего им рукой очкарика, и
наконец потерял сознание...

...Они втроем сидели в маленькой квартирке очкарика (Эдди так и не
удосужился узнать, как его зовут) и пили кофе и синт-коньяк. Очкарик уже
минут пять что-то говорил, но Эдди его не слышал. Только одна мысль билась
у него в мозгу: "Дошли!.."

Постепенно сквозь эту мысль все-таки пробился голос очкарика:

- Подонки! Они сами не понимают, что создали! Это же ад... А сытые
обреченные черти в пижамах, обремененные семьей и долгами, упиваются
страданиями гибнущих грешников... на сон грядущий! А там хоть потоп...
Эдди протянул руку к бокалу с коньяком - вернее, хотел протянуть, но
не успел, потому что бокал сам скользнул ему в ладонь. Он даже не заметил,
как это произошло. "Я сошел с ума", - подумал Эдди. Но тут он вспомнил
палившие по сто раз однозарядные гранатометы, свой безошибочный выбор пути
в "лабиринте", "линию жизни" Макса...

Они должны были погибнуть. Но они сидят и пьют кофе. Они стали
людьми. Или не совсем людьми. Или СОВСЕМ людьми. Кем же они стали?

"Это не ад, - подумал Эдди. - Он не прав. Это чистилище. Не прошел -
попал в ад. Прошел - ..."

И тут Эдди заметил, что очкарик молчит и грустно смотрит на него.

- Эдди, дружище, - тихо сказал очкарик. - Неужели ты хочешь, чтобы и
твои дети становились людьми, только пройдя все восемь кругов подземки?..

Довожу до вашего сведения, что планета класса С-17-28-К, населенная двуногими прямоходящими частично шерстяными гуманоидами, создавшими техническую цивилизацию уровня 3-А, на данном этапе для колонизации непригодна ввиду высокого научно-технического и военного потенциала. 1. Службой наблюдения было обнаружено специфическое порождение туземного разума, именуемое на местном диалекте "литературой художественной" (образцы прилагаются) и не имеющее аналогов в известной нам цивилизованной области Галактики. 2. Основными потребителями вышеуказанного феномена являются аборигены, представляющие наиболее развитую часть населения и имеющие максимальное влияние на научно-технический прогресс. 3. Попытки манипулирования общественным мнением с целью внушения идеи бесполезности и вредности "литературы художественной" привели лишь к локальным фактам уничтожения и запрещения отдельных образцов, а также к возникновению внутри феномена сектора "литературы массовой", удовлетворяющей физиологические запросы сжигавших и запрещавших, и не вызывающей повышения интеллекта, вредного для их душевного равновесия. 4. В связи со всем вышеизложенным предлагаю принципиально новое решение: тотальное внедрение на должности так называемых "редакторов", вносящих в конечный продукт "литературы художественной" необходимые изменения и сокращения, человекообразных андроидов, с урезанным эмоциональным блоком и отключенным фаза-генератором чувства юмора (в дальнейшем возможно использование соответствующих аборигенов, прошедших телепатическое внушение). В результате их полезной деятельности средний уровень "литературы художественной" вынужден будет опуститься до уровня "литературы массовой", а затем и до необходимого нам уровня, существенно снижающего правополушарный творческий момент и готовящего почву для последующей колонизации.                                                                                                                                       С уважением, старший наблюдатель Сикуроджи Рукх О. Резолюция Главного Координатора Управления Колонизации: "Документ устарел. Сдать в архив. Старшего наблюдателя Сикуроджи РукхаяО. по причине профнепригодности перевести с понижением. В редакторы."